ВНЕ ЗАКОНА

Abstract
О границах на бумаге и в умах; о жизни и смерти Левиафана; а также о будущем, которое прямо сейчас придёт и устроит сплошную сингулярность.

Граница — воображаемая линия между двумя государствами, отделяющая воображаемые права одного от воображаемых прав другого.
Амброз Бирс

Продолжая тему права и лева, начатую в предыдущей публикации, хотелось бы заострить внимание на области их применения. Причём области как пространственной, так и предметной. Но начнём с первой, не преминув углубиться в историю.

Мы, люди современной цивилизации, выросли с картой мира, на которой вся земля разделена между государствами, причём интуитивно мы догадываемся, что границы законов совпадают с этими пунктирными линиям на бумаге. Однако, следует заметить, что такой ситуации не так уж много лет от роду, а память о том, как оно было иначе, – до сих пор живёт в нашем подсознании, аки та Алёнушка с улыбкой Берии.

А вначале было так, что не было ничего. В прямом смысле слова. Границы применения закона ограничивались границами пещеры, в которой собирался род. За пределами царил знаменитый прокурор-медведь. В общем смысле такая ситуация сохранялась вплоть до Нового времени. Государство мыслилось не как земля, разделённая границами, а как набор населённых пунктов: городов, сёл, крепостей и прилегающих к ним угодий. Выезжая из одной страны, ты попадал не в другую, ты въезжал в пустынь (мы ещё вернёмся к этому понятию подробней), из которой уже, «буде на то Господня воля», попадал во владения другого властителя. Мир был, по сути, дисперсным – между каждой частицей государства находилась проницаемая пустота, не заполненная, в том числе, законом.

Для полноты картины оцените: в каждом поселении – изначально свой закон. Нет, есть поползновения законы унифицировать, когда по воле Хаммурапи, когда под пристальным взором римского легата, но, по правде говоря, на местах всё равно продолжают судить «как предки судили» (в больших городах иначе, конечно же). Появляются и более общие правила, чаще всего религиозные («судить по христианскому закону» в Европе, к примеру, или по одной из четырёх школ мазхабов шариата в обширном Дар аль-Исламе), но и это скорее тенденция, чем формула.

Чтобы вы поняли масштаб бедствия, приведу несколько примеров того, как государства не пересекались, имея формально общие границы… и наоборот. Как известно, нет ничего более оскорбительного для страны, чем вторжение чужого войска. Однако это не мешало вести между собой сухопутные войны государям, между владениями которых лежало по несколько других стран.

Например, первые Крестовые походы: орава вооружённых всадников с челядью, будучи формально вассалами европейских государей разного уровня, провозглашает свою правоотчётность Христу и наместнику его на земле, АКА Папе Римскому, и отправляется на войну с неверными. Между ними лежат, по крайней мере, Венгрия, Болгария и Византия, но кого это волнует, пока «паломники» не заходят в города, монастыри и прочие субъекты хозяйственной деятельности? Да, это было проблематично (ибо «жрат», как говорят наши луркморские братья), но в терминах нарушения суверенитета это движение никто не интерпретирует, ибо дороги ничьи, как и леса с долами. Точнее, они все Божьи, ну а с этим юридическим лицом уже всё улажено через полномочного представителя.

Да что там Средние века… В относительно просвещённом XVI веке в Европе для начала войны достаточно было приехать с деньгами в какой-нибудь не самый центральный город и начать собирать войско. А уж охотники на такое дело вроде пресловутого Мартина из «Плоти и крови» собирались отовсюду, потому что никто не контролировал потоки людей. Прошёл слух, что платят в Руане, ну так почему бы благородному дону не поехать заработать деньжат мужской работой? Языковые проблемы препятствий не составляли: правило «правое плечо вперё…» было, как и сейчас, интернациональным, а лингва франко на основе мата сглаживала сложности перевода уже в те времена. Именно так воевала, к примеру, Испания в Нидерландах, да и Франция внутри себя во время гугенотских войн, и так аж до «самой первой мировой» тех времён – Тридцатилетней войны.

Положили край этому либертарианскому раю централизация европейских стран и левиафановские идеи всеобъемлющего государства имени Гоббса. Собственно, физически пустыни в Европе на тот момент уже практически не осталось, частицы раздулись, повсеместно вошли в соприкосновение и заполнили пространство Европы (а потом и мира), дав нынешнее восприятие политической географии. Что же до пространства идейного…

Да и там всё то же. До эпохи абсолютизма на одном пространстве могли существовать общины разными законами. Два грека в эллинистической Палестине будут судиться по греческим законам, два самаритянина – по самарским, а между собой – по законам того места, где им приспичит поругаться. Генуэзцы в Стамбуле живут в генуэзском квартале и судятся… ну вы поняли. Евреи вообще живут везде, и никто не лезет решать их раздоры по законам извне общины. Да что там, пресловутые готы (нет, не те, у которых на руках колготы), завоевав Рим, вовсе не посадили своих людей в парламент, правительство, суды и телеграф общественные бани, а поселились отдельно и стали жить по своим варварским законам, предоставив разнеженным римлянам судиться между собой, как им противным в голову взбредёт (как и на каких правах готы появились в пределах империи – это отдельная весёлая история, но отступление получилось бы слишком длинным, так что идите к Латыниной, она вам расскажет :)). И как-то так само получилось, что через пару веков почти все жители «переписались» в общины с королевским правом. Римляне, конечно, взяли реванш ещё через пару столетий, но это уже совсем другая история.

Опять обратимся за примерами к мировым бестселлерам. Нет, на этот раз не к «Игре престолов», раз уж это так тревожит читателей. Итак, на суд римского прокуратора приводят бродягу, уже осуждённого Синодом. Что делает мудрый прокуратор? Отвечает: «Он не в моей компетенции, потому что родился в Галилее, а там другой закон». Ну да, не получилось, в конечном счёте, но зацените идею! В наши дни сказать «да как же его на Печерске за это судить, он же с Троещины?» никому в голову не придёт… наверно… я на это надеюсь.

Итак, право вслед за государством (в широком смысле слова) становится дисперсным как пространственно, так и на уровне идей. Однако мы забыли ещё одну важную составляющую Большой Картины – пустынь. А она вовсе не пустая.

Пустынь – это не пустыня, а место, свободное от общины, от цивилизации. В классической Европе и в краях северо-восточных отщепенцев от великодержавной православно-халкедонитской византиноцентричной концепции историософии – это лес (странно звучит для нашего уха «пустынь в лесу», не так ли?), в Индии – джунгли, в Японии – горы, а у нас – дикое поле, степь. В долевиафанные времена именно там творилось всё, что неправильно, неразумно, неупорядоченно. Там живут непризнанные официальной церковью чародейство, фейри и прочее ведьмачество. И пустынь же служит прибежищем для тех, кого в нашей литературной традиции ошибочно переводят как «разбойники», хотя истинное название их куда более красноречивое – outlaws – «те, кто вне закона».

Вдумайтесь в это слово. Оно уже подразумевает, что из закона можно выйти, можно существовать за его пределами. Он тебя не защищает, но он тебя и не обязывает. И как результат, «вне закона» постоянно кто-то находится. Не обязательно при этом жить разбоем. Это может быть отшельник, беглый убийца, а может, и ватага панков и прочих неформалов, которых всё достало. Лучше всего мироощущение таких групп описывается знаменитой песней Высоцкого, вынесенной в заглавие, но, естественно, ею не ограничивается. И бегут, бегут в пустынь, в речные заводи неординарные люди: Чао Гаи, Темучины да Байды, – зачастую, чтобы потом вернуться.

Впрочем, из законов людских выйти можно, а с законами социальными такие штуки не проходят. Собравшись в пустыни в количестве не меньше трёх после совершения асоциальных поступков караемых кодексами и установлениями, «внезаконники» самопроизвольно создают новые общины, внутри которых неонка возникают свои законы, почему-то до боли напоминающие исходные. Ведь жить человеку хочется с уверенностью хоть в чём-то. Ну хоть в том, что труп твой не выбросят под ёлкой на поживу зверью. И карусель воссоздания права начинает крутиться, создавая новые центры цивилизации, расширяя область Закона. Кто не пляшет, того разносит по закоулкам истории. А из законопослушных бузотёров, глянь, через некоторое время вырастут или города норманнов на Поморье, или пиратская Тортуга, а может, и Запорожская Сечь.

Разрастание цивилизованного мира и сопутствующее смыкание границ, описанные выше, не оставляют места для outlaws, но ничего не могут поделать с нежеланием определённой части людей жить вне закона. Территория пустыни заходит внутрь городов. Париж порождает Двор Чудес, а дороги Европы наполняются вагабондами, культуру которых прекрасно описал в «Барочном цикле» Нил Стивенсон. При желании от них можно проследить родословную до современного андеграунда и всяких криминальных (и не очень) нонконформистов, но это мы оставим для домашнего задания.

К чему всё это пространное описание? К тому, что власть времена опять меняются. Остов Гоббсова Левиафана трухлявеет. Границы рушатся под напором неконтролируемых потоков информации и не связанных местом людей. Общим местом становится утверждение, что суверенные государства перестают выполнять свои функции и постепенно уступают место… чему-то новому. Чему именно, пока непонятно. Можно только фантазировать. Кто знает, может это возвращение к сосуществованию общин, у каждой из которых будет свой закон, и естественным правом человека будет признано право выбирать подсудность по собственному усмотрению? В конце концов, общины более лабильны и легче адаптируются к быстрым переменам, чем многосоставные государства. (Описание такого мира, кстати, дал всё тот же Нил Стивенсон мельком в «Лавине» и более подробно в «Алмазном веке».)

Но одно можно сказать точно: технологическая сингулярность, о которой так долго говорили большевики, изменит не только способ производства благ, но и морально-этические оценки обыденных событий, однако, вряд ли сделает общество бесконфликтным. А значит, придётся так или иначе эти конфликты рассуживать. И трудно сказать, какая фантазия воплотится в жизнь. Но какая-то точно свершится. Мало ли их уже было, фантазёров…

Acknowledgments

Хотелось бы пожелать крепкого здоровья автору того бестселлера, на который я ссылаюсь в этот раз, но боюсь быть понятым превратно. Так что спасибо школе «Анналов» за то, что она была.

Данный блог является научно-популярным. В статье могут быть изложены точки зрения, отличные от мнения автора.