«Путин недоволен тем, что при Кирилле (Гундяеве) церковь в России стала восприниматься исключительно как бизнес-корпорация, ей никто не верит. С таким имиджем мозги промывать очень трудно: либо вы бизнесом занимаетесь, либо неокрепшими душами.Гундяев, очевидно, выбрал бизнес. Поэтому основная обязанность церкви – промывание мозгов – почти не дает эффекта. Россияне начинают думать и бунтовать, а это для власти очень опасно».
(из народных наблюдений)
Из цикла «Байки Путяя»
Как-то под утренний чай вдруг до ужаса пирожков захотелось. И не этих вот, синтетических, непонятно из чего сделанных, которые из пекарни кремлевской привозят, а настоящих, домашних. Из русской печки… Чтоб такой же аромат был, как в детстве… Чуть кисловатый, с дымком… Чтоб разломить, а внутри – начинка… Невесть из чего сделанная. То ли репа пропаренная, то ли еще какое-то го…роховое творение. Детство-то не ахти какое было, полуголодное. Не до изобилия, одним словом…
И так размечтался, что и вправду дымком потянуло. Как будто оттуда, из далекого прошлого, прямо из дымящейся печки в нынешний день нанесло ветром… Принюхиваюсь, – точно дымом пахнет. Этого еще не хватало! Уж не проникли ли враги за крепкие наши стены да диверсию какую не сотворили ли?
Сразу – к селектору.
– Эй, что там случилось? Не горим ли мы случайно?
– Нет, не горим, – отвечают. – Это в приемной заведующий православной секцией аудиенции дожидается. Говорит, что вызывали.
– Я? Вызывал? Ах, да… И вправду… Только я его еще на прошлой неделе вызывал!
– На прошлой он не мог прийти. Был в отъезде. Объезжал подконтрольные сектора с ревизией… Подать собирал, тылы укреплял.
– И как? Успешно укрепил?
– Судя по внешнему виду, – да.
– Ладно, пусть заходит…
Входит Гундяй – весь подтянутый, в иерархическом мундире, цепь златая на пузе поблескивает; сапожища хромовые скрипят, словно охрипшая гармонь; на портупее вместо нагана кадило прицеплено. И дымит потихоньку. Будто коптильня ходячая.
– Здравия желаю, – говорит и пяточками лихо щелкает.
– И вам не чихать, – отвечаю, а сам ковыряюсь на столе в бумагах, будто важным делом занят. Исподлобья на церковника поглядываю. Он в дверях мнется, топчется, ждет приглашения к столу поближе.
– Слушай, ваше благолепие, – говорю ему наконец, минут через 20 с лишком. – Что это ты тут, как авианосец над Ла-Маншем раздымелся? Чертей, что ли, изгоняешь?.. У тебя, кстати, с головой все в порядке?
– Эээ… Не понял?
– Голова, спрашиваю, не болит часом?
– Никак нет! Все в порядке!
– А зря! Повезло тебе! А у меня вот что-то давит… Мигрени, что ли? Такое ощущение, будто кукушка какая-то завелась в голове и постукивает периодически… по корочке…
– Кукушка кукует! А если постукивает, то это дятел! – поправляет Гундяй услужливо.
– Это вот ты зачем сейчас сказал? – уставился я на него. – Думаешь, сильно умный, а я до таких званий не дотягиваю?
– Никак нет! Даже не смел такого подумать! Просто уточнил маленько… Поправочка… Дятел, он гад такой, что стучит и стучит! Моя б воля, всем бы головы пооткручивал!
– И не жалко птичку?
– Никак нет! Дятел, он ведь бестолковый… долбо… В общем, окромя грохота, – никакой пользы!
– А я слыхал, что есть польза… Ну, ладно. Дятлы не стерхи, конечно, но тоже нужны. Если их вытравить, кто стучать-то будет? – хихикнул я и Гундяй тоже из бороды улыбочку вытряхнул и засверкал ею, как отчищенный зад в бане.
– Полезные дятлы у нас на государственном рационе и в особую красную книгу занесены! – то ли пояснил, то ли сострил главпоп.
– Себя-то не забыл вписать? – уже приуменьшив огонек улыбки, интересуюсь. Гундяй тоже улыбочку быстренько снова в бороду спрятал.
– В каком смысле, осмелюсь спросить?
– В прямом. Когда наши деятели наградится хотят, всегда какой-нибудь список тащат, и среди разных прочих фамилий, свою доблестно втискивают. Как бы промежду прочим.
– А при чем тут список? – снова пучит мозги Гундяй. – Я ведь ничего такого…
– Да ладно, успокойся… Шучу. Даже если бы вписал, то я бы рассмотрел… Вдруг достоен?
– Рад служить! – снова щелкнул каблуками главпоп.
– Тшшш… Не хлопай сапожищами… Грохочешь, как… Я же не сказал, что наградил бы… А говорю – рассмотрел бы!.. Но достоинств пока что в упор не наблюдаю в твоей деятельности!
– Как же так? Много их, достоинств!
– Например?
– Ну… Ну-у… Мост вот в Крым построили… Достоинство! Поезд пустили… И это…
– Ты к мосту не примазывайся. Там твоих заслуг нету! Одни мои только!.. Если б не я, не видать вам ни моста, ни Крыма… Так бы по заграницам и шлялись, как бродяги безродные! А теперь под боком все, можно сказать, почти как дома, и никаких тебе дискомфортов! Отдыхай в санаториях, сколько душе угодно…
– У меня радикулит… Поясницу часто ломит по ночам… Мне Крым противопоказан, – сыро! – смущенно потупил взор Гундяй. – Врачи швейцарский климат рекомендуют.
– Ишь ты! Царский-швейцарский… Поясницу ломит у него! Значит, Крым тебе не нужен? Тогда организую путёвочку в Салехард. Вместо Швейцарии. В самый раз будет! Или магаданским епископом назначу.
– Не губи, родной! – завыл Гундяй и знамениями себя осыпать начал. – Сгину ведь бесследно в краях диких!
– Почему же диких? Как-никак, родина наша любимая, верно? – подмигиваю.
– Не губи!
– Ладно, ладно… Не вопи так… Неровен час, услышит кто… Шучу. Пока что…
– Век Бога буду молить за ваше здравие! – Гундяй начинает суетится и на дверь тайком косится. Видно, смыться побыстрее желает.
Но я нарочно начинаю тянуть волынку.
– Как дела-то? – спрашиваю. – Рассказывай…
– В целом, плохо… Если по совести говорить.
– Это хорошо.
– Что – хорошо?
– То, что плохо.
– Виноват… не понял… А… что ж тут хорошего-то?
– Хорошо, что плохо! Значит, есть мотивация! Есть желание улучшить, исправить! А было бы всегда хорошо – жировали бы от бездействия… Мозги бы тосковали от скуки. Да и руки не туда куда надо вечно лезли бы!
– А… в этом смысле! Тогда да! Хорошо.
– Угу… А я вот ничего хорошего не вижу, между прочим! – начинаю сердиться от бестолкового бульканья. – Рассказал бы лучше, как ты на доверенном тебе участке и столько промахов допустил? Теряешь нюх, как старая су…борзая?
– Никак нет! Нюх отличный, любую вражью душу за версту чую!
– А вот и нет! Не учуял, видать… Патриархия-то разваливается! Как мог допустить такое?
– Это все происки врагов! Ведем на этом поприще активную работу, поощряем смуту и неповиновение!.. То есть, я хотел сказать, заботимся о верных соратниках и о прочих ядреных прихожанах; распространяем влияние, не жалея ни средств, ни живота своего!..
– То, что распространяете, – это хорошо. Только вот больно вяло, неуверенно распространяете! Теряешь былую легкость? – тут уж я на приступ пошел активно и решил маленько бородатого пугануть. – Не забыл, что с такими лет 70 назад делали?
– Виноват! – затряс бородою Гундяй. – Дал маху! Исправлюсь! Наверстаю! Доверие оправдаю!
– Доверия к тебе и так разве что на донышке…
Главпоп всхлипнул и уронил в бороду скупую слезу:
– Прошу дать последний шанс! Мы тут реформу подготовили… Новаторскую.
– Какую еще реформу?
– Отменяем три перста для крестного знамения!
– Это зачем?
– В том-то все и дело! Раньше ведь прихожанину сколько пальцев надо было, чтоб перекреститься? Три! А как быть тем, у кого пальцев недостает по факту увечья? Человек перекреститься не мог, ущербным себя чувствовал, не осенённым!.. А с новой реформой и одного пальца хватит!.. Причем, любого… Крестись себе на здоровье сколько влезет!
– И мизинцем можно будет? – интересуюсь.
– Хоть средним!
Задумался я. Видно, Гундяй задумал в истории где-то вблизи Никона пристроиться. Славная будет компашка реформаторов! Только вот самому Никону она вряд ли бы понравилась.
Не успел как следует порадоваться, а под макушкой – опять копошение.
– О, снова!
– Что – снова?
– Кукушка… Кукукает и постукивает в черепушке!
– Может, ее вытравить чем-то надо? – топчется Гундяй взволнованно.
– Я тебе вытравлю! Ты что это задумал?..
– Ни-ни… ни… чего! Просто эта птица как заведется – потом спасу нет! Весь мозг раскукукает… Я ее водкой обычно вытравливаю… Помогает!
– Вот что, тезка… – говорю, чуть смягчившись. – Кстати, не забыл еще свое девичье имя?..
– Никак нет. Не забыл.
– А как оно вообще…с двумя именами-то? В интернете, наверное, очень удобно?.. Хочешь, Вовкой подписался, хочешь – Киркой!
– В интернете хоть “чертом лысым” подпишись, – все едино!
– Это ты на кого сейчас намекаешь?
– Абсолютно не намекаю! Это метафора, – снова вытянулся в струнку Гундяй испуганно.
– Ты свои метафоры при себе оставь. Лучше эпитафии сочиняй. Пригодятся скорее!
Губа у главпопа мелко задребезжала, было слышно, как тяжело он втолкнул внутрь себя грубый комок.
– Ладно, не кручинься. Это все мелочи… Давай-ка лучше чайку попьем, обсудим, как нам дальше быть!
– Сп…спасибо… Что-то чаю не хочется, – обреченно выдавил из себя побледневший Гундяй, будто приговор свой перед собой увидел. – Разрешите не пить чаю, ваша милость!
– Чего ты так побледнел? Не хочешь, ну и ладно! Не силком же в тебя вливать! Хе-хе! Только все, кто пил, нахваливали… “Как в последний раз”, – говорили. Такой вкуснющий чаёк! “Лебединая песня” называется… – отвечаю, но увидев полуобморочное состояние главпопа, дружески похлопываю по плечу. – Шучу! Тебе еще рано крепкие чаи пить… Не отработал вложенного бюджета!
– Буду стараться! – наскоро крестится Гундяй и поклоны бьет, бородою пол метет. – Спаси и сохрани, Господи!
– Спасу и сохраню! Если правильно все делать будешь. А вот бороду зря прицепил, – как бы ненароком говорю, чтоб душевное равновесие священноблюстителя уладить. – Мог бы и не одевать. Жарко, поди…
– Не могу никак, – отвечает Гундяй. – Часть мундира. Должность не позволяет наготу лица напоказ выставлять!
– А насекомые в такой бороде меньше заводятся?
– Так точно! Я раз в неделю ее дихлордифенилтрихлорметилом обрабатываю.
– Ммм?.. Чем?..
– ДДТ.
– ДДТ я не люблю. Сильно кричит. И заумно очень поёт… Вот Расторгуев – другое дело! “Комба-ат, батяня-я-я…”
– ДДТ – это дуст по-нашему… Мыло специфическое.
– А-а-а! Вот по-нашему и говори! А то выпендриваешься… Ну, раз так… Иди, святой человек. Но слова мои крепко запомни.
– Выкарбую золотом промеж строк Священного Писания! Потомкам в назидание и живущим для познания!
– Карбуй и всегда помни. Ступай…
Тяжело потопал наш крестоносец к выходу: видно, нелегок был крест, что взгромоздил себе на плечи, да и годы резвости давно минули. Хорошо, хоть труху на ковры не рассыпал по дороге. Только дымок вокруг него курчавился, – пирожковый.
– Ну, как кукушка-то? – уже в дверях интересуется Гундяй. – Не стучит больше?
– Молчит, сволочь. Видать, улетела…
© Гай Ворон
DL
Коментарі доступні тільки зареєстрованим користувачам
вхід / реєстрація